Серый рос без отца. С матерью отношения были не особенно теплые, и воспитывался он дедом – ветераном ВОВ – мужиком суровым и в свое время контуженым. Однажды Серый проштрафился и вернувшись домой от соседа в 25-градусный мороз в рубашке, спортивных штанах и кроссовках на босу ногу, услышал за дверью дедов голос:
- Сережа, иди ка ты на хуй! Подумай над своим поведением, погуляй, часа через два приходи.
Сосед уехал в центр, друзей поблизости не было и Серому пришлось бегать два часа вдоль улицы дабы не охуеть от холода. Как ни странно, он не заболел и на деда не обижался. Зато после этого случая даже в самый заебательский мороз Серый ходил в джинсах, рубашке и катонке – ну и пидарку натягивал в снегопад.

Неординарность у Серого присутствовала во всем, начиная с внешности и заканчивая умственными способностями. Вроде русский, а за своего принимали лезгины, молдоване, евреи и прочая хуйня. Рост выше среднего, плотное телосложение, черные волосы до плеч и неебательская волосатость. Брился он с четырнадцати лет по два раза в день, и с фотографии на паспорт работники паспортного стола ахуевали – в шестнадцать лет на фото он выглядел как 35-летний мужик с трехдневной щетиной. Брился Серый опаской, из-за которой все ебало покрывалось порезами и царапинами и в школе над ним постоянно шутили, что он бреется газонокосилкой. Волосы у него росли везде – начиная от пяток и заканчивая… Да ну, нахуй, они не заканчивались.
Из-за неебательской волосатости звали Серого Винни. Винни Пух. Он обижался, когда одноклассники задрачивали его: - Иди медку наебни! , - Мишки очень любят мед! Один раз после школы (денег как всегда не было, а курить хотелось всегда) Серый спросил у прохожего пенсионера, не будет ли у того закурить.
- Будет, конечно будет,- ответил дедок, доставая пачку Примы из внутреннего кармана,- Это ж ты у меня не меда попросил!
Я, услышав такую хуйню покатился со смеху. Дедок от моего истеричного смеха охуел и быстренько съебался, а Серый на меня обиделся и сказал, чтобы я никому не пиздел. Ну я почти никому и не пиздел – хули, дружили мы с ним.
Память у него была феноменальная. Серый знал кучу лекарств, множество исторических фактов и мог часами спорить с учителем философии, но никогда ничего не учил. Умная голова дураку досталась, как говорится. Однажды на литературе он написал сочинение по пьесе Горького «На дне», в котором было два предложения и заканчивалось словами «…ведь, как сказал великий китайский философ Кон Фу Цзы: «Дерьмо остается на поверхности, а алмаз всегда тонет.» ». Шутник, бля. В итоге вместо аттестата получил справку.

Однако, чувством юмора Серый обладал опиздинелым. Был у него отчим. И не любил он отчима. А отчим любил купаться с пеной. Набодяжит пены, чтоб аж с края ванны свисала и откисает. Серый вылил как то два пузырька зеленки в ванную – под пеной цвета не видно. Отчим плюхнулся в пену и с криками – Ёп жеж твою мать!!! - пронесся мимо ахуевшей Серегиной матери в спальню. Кожа его имела бледно-зеленоватый оттенок – человек амфибия, блять!
- Приветствую тебя, мой зеленый друг! – торжественным голосом произнес Серый, а отчим промолчал – ибо сцал.
- Сережа! Ну что ж ты делаешь! – мать всегда заступалась за отчима.
- А будет пить мой одеколон, я ему ваще его достоинство отобью! Точнее его недостаток – парировал мой дружбан.
По окончанию школы он торговал цветами с хачиками (кстати, через неделю довольно сносно общался с ними по азербайджански. Затем с успехом косанул в армейке на дурачка и устроился в автосервис. Проработал там недолго – шутить любил. Уволили его за то, что в покрышки кирпичи клиентам закидывал. Потом охранял склад на вокзале. Там было скучно, людей не было, а душа требовала веселухи. Не вынесла душа поэта – Серый позвонил хозяину, сказал что к нему ломятся хачики и скоро выбьют дверь. Положил трубку, снял с петель дверь, приставил к стене, привесил на балке петлю, зацепил себя за подмышки, повис и закатил глаза. Хозяин насрал в штаны, когда увидел снятую дверь. Когда он вошел внутрь и увидел Серого, висящего в петле с высунутым языком и глазами на выкате – схватился за сердце и ушел в глубокий нокаут. Серый вызвал скорую и помогал грузить обосраное бледное туловище в уазик.

Следующим местом работы был хлебокомбинат. Все было хорошо, пока он не начал поливать со шланга цветы во дворе. Его непосредственная начальница попросила Серого помыть ей девятку, которая стояла неподалеку. Он помыл – ну как помыл – полил со шланга. Начальница вышла, осталась довольна, но попросила помыть и внутри. Это была роковая ошибка. Серый помыл. Из шланга. Весь салон. С работы она ехала злая, с красной рожей и мокрой жопой. А Серого уволили как обычно.
С тех пор прошло много лет, но мне хочется встретить его и снова услышать вместо приветствия : «Внуг, давай забухаем?! Я тебе расскажу, как я вчера прикололся!»